Чумаков Александр Николаевич
РОЛАНД РОБЕРТСОН И ЕГО ВКЛАД В ГЛОБАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ // Век глобализации. 2023. №1 (45)
Аннотация: 29 апреля 2022 г. в возрасте 83 лет ушел из жизни всемирно известный британский социолог и выдающийся теоретик глобализации, член Международного редакционного совета журнала «Век глобализации» Роланд Робертсон. Он автор фундаментальных работ, переведенных на многие языки и существенно повлиявших на развитие глобалистики. В качестве ординарного и приглашенного профессора читал лекции по глобализации, геополитике, культуре, религии в университетах Великобритании, США, Китая, Италии, России и других стран. Его теоретические работы, а также активная научная и педагогическая деятельность снискали ему славу одного из наиболее авторитетных специалистов в мире в области глобальных исследований. В России его имя ассоциируется прежде всего с популярными ключевыми терминами глобалистики «глобализация» и «глокализация», которые, как считается, он ввел в оборот и придал им научное и глубокое социокультурное содержание.
Новаторские идеи Р. Робертсона в глобалистике
Глобализация, начало которой положили Великие географические открытия, к середине ХХ в. в полной мере заявила о себе сложнейшим комплексом глобальных проблем современности. Тогда же поднялась волна широкого интереса к этому явлению. А первыми о беспрецедентных глобальных вызовах мировому сообществу заговорили ученые, среди которых особое место занимает имя британского социолога и теоретика процессов глобализации Роланда Робертсона. Он, несомненно, является выдающимся пионером, новатором и навигатором в осмыслении не только природы глобальных процессов и их последствий, но, что еще более важно, роли человека и общественных отношений в становлении и развитии глобального мира.
Это особенно важно подчеркнуть, поскольку глобальные процессы на нашей планете протекают в различных средах: в неживой, живой и социальной сферах. При этом если в неживой природе (литосфере, гидросфере и атмосфере) они существуют столько, сколько существует планета Земля, в биосфере – столько, сколько существует биосфера, то за точку отсчета формирования глобальных общественных структур, связей и отношений следует принять первое в истории кругосветное плавание – экспедицию Магеллана ‒ Элькано (1519–1522 гг.). Однако осознание этой новой реальности, как уже было сказано, пришло только во второй половине XX в.
Именно такие общественные процессы глобальных масштабов, в которых активным действующим началом выступает человек, именуются теперь глобализацией. И хотя вопрос об авторе термина «глобализация» и введении его в оборот продолжает дискутироваться, тем не менее принято считать, что именно Р. Робертсон в 1983 г. впервые употребил этот термин в его современном значении. К тому же именно он придал ему гуманитарное содержание, в котором глобализация понимается как объективный процесс, протекающий в различных сферах общественной жизни: экономической, политической, культурной, духовной. А сущность этого процесса проявляется в том, что всевозможные товары, деньги, люди, информация перемещаются с возрастающей скоростью по всему миру, преодолевая все границы (национальные, религиозные, культурные и др.). И это принципиально меняет не только архитектонику современного мира, но и отношения между людьми, их образ жизни и окружающую их среду. Таким образом, Р. Робертсон одним из первых стал систематически исследовать глобализацию с гуманитарных позиций, которую он определил как «сжатие мира и интенсивное осознание мира как целого» [Robertson 1992].
Это особенно важно подчеркнуть, поскольку глобальные процессы на нашей планете протекают в различных средах: в неживой, живой и социальной сферах. При этом если в неживой природе (литосфере, гидросфере и атмосфере) они существуют столько, сколько существует планета Земля, в биосфере – столько, сколько существует биосфера, то за точку отсчета формирования глобальных общественных структур, связей и отношений следует принять первое в истории кругосветное плавание – экспедицию Магеллана ‒ Элькано (1519–1522 гг.). Однако осознание этой новой реальности, как уже было сказано, пришло только во второй половине XX в.
Именно такие общественные процессы глобальных масштабов, в которых активным действующим началом выступает человек, именуются теперь глобализацией. И хотя вопрос об авторе термина «глобализация» и введении его в оборот продолжает дискутироваться, тем не менее принято считать, что именно Р. Робертсон в 1983 г. впервые употребил этот термин в его современном значении. К тому же именно он придал ему гуманитарное содержание, в котором глобализация понимается как объективный процесс, протекающий в различных сферах общественной жизни: экономической, политической, культурной, духовной. А сущность этого процесса проявляется в том, что всевозможные товары, деньги, люди, информация перемещаются с возрастающей скоростью по всему миру, преодолевая все границы (национальные, религиозные, культурные и др.). И это принципиально меняет не только архитектонику современного мира, но и отношения между людьми, их образ жизни и окружающую их среду. Таким образом, Р. Робертсон одним из первых стал систематически исследовать глобализацию с гуманитарных позиций, которую он определил как «сжатие мира и интенсивное осознание мира как целого» [Robertson 1992].
Новаторский характер творческой мысли Р. Робертсона очень скоро стал очевиден и за пределами научного сообщества, в особенности с конца ХХ в., когда термин «глобализация» получил широкое употребление и популярность, заняв ключевое положение в терминологии современной глобалистики. И это вполне объяснимо, поскольку британский социолог предложил философский взгляд на глобальный мир, акцентируя внимание на общественных и гуманитарных аспектах формировавшейся тогда совершенно новой интегративной области научного знания – глобалистики.
Это было принципиально важно, поскольку в условиях нараставшей глобализации и быстро меняющегося мира особую остроту и актуальность обрели вопросы трансформации мирового устройства и культурно-цивилизационного взаимодействия различных стран и народов. В этих условиях пришло время посмотреть на все человечество по-новому, как на планетарное явление, которое стало единой, целостной и динамично развивающейся системой. А поскольку данная система сохраняла известную автономность и самодостаточность своих составных частей (в пределах отдельных регионов и локальных территорий), то здесь содержался еще один побудительный мотив, чтобы увидеть единство всего этого общественного организма в его многообразии и взаимосвязи. Говоря словами Р. Робертсона, «мир достиг точки, которую можно определить как “глобальное осознание”» [Робертсон 2009: 6].
Если теперь обратиться к пониманию термина «глобализация» на уровне широкого общественного сознания, то мы увидим все еще достаточно большой разброс мнений в толковании содержания этого понятия: от попыток дать строгое, научно выверенное определение до всевозможных конспирологических теорий касательно природы и процессов глобализации. Вместе с тем в современной глобалистике хотя и имеют место определенные разногласия на этот счет, тем не менее абсолютное большинство специалистов (а Робертсона среди них следует назвать в первую очередь) исходят из того, что глобализация – это прежде всего естественный процесс, в основе которого лежат поступательное развитие научнотехнического прогресса и транснационализация общественной жизни [Robertson 1992; Global… 2014; Beck 1997]. Отсюда, «если сказать предельно кратко, глобализацию можно определить как объективно-исторический процесс формирования планетарных структур, связей и отношений в различных сферах общественной жизни» [Philosophical… 2022: 5].
Это было принципиально важно, поскольку в условиях нараставшей глобализации и быстро меняющегося мира особую остроту и актуальность обрели вопросы трансформации мирового устройства и культурно-цивилизационного взаимодействия различных стран и народов. В этих условиях пришло время посмотреть на все человечество по-новому, как на планетарное явление, которое стало единой, целостной и динамично развивающейся системой. А поскольку данная система сохраняла известную автономность и самодостаточность своих составных частей (в пределах отдельных регионов и локальных территорий), то здесь содержался еще один побудительный мотив, чтобы увидеть единство всего этого общественного организма в его многообразии и взаимосвязи. Говоря словами Р. Робертсона, «мир достиг точки, которую можно определить как “глобальное осознание”» [Робертсон 2009: 6].
Если теперь обратиться к пониманию термина «глобализация» на уровне широкого общественного сознания, то мы увидим все еще достаточно большой разброс мнений в толковании содержания этого понятия: от попыток дать строгое, научно выверенное определение до всевозможных конспирологических теорий касательно природы и процессов глобализации. Вместе с тем в современной глобалистике хотя и имеют место определенные разногласия на этот счет, тем не менее абсолютное большинство специалистов (а Робертсона среди них следует назвать в первую очередь) исходят из того, что глобализация – это прежде всего естественный процесс, в основе которого лежат поступательное развитие научнотехнического прогресса и транснационализация общественной жизни [Robertson 1992; Global… 2014; Beck 1997]. Отсюда, «если сказать предельно кратко, глобализацию можно определить как объективно-исторический процесс формирования планетарных структур, связей и отношений в различных сферах общественной жизни» [Philosophical… 2022: 5].
С этой точки зрения мировое сообщество достигло к настоящему времени такого уровня своего развития, когда уже ни одна страна, равно как и иные субъекты международных отношений, не может существовать вне тесного взаимодействия с другими странами и иными глобальными структурами. Вместе с тем вполне очевидно, что эта глобальная система разбалансирована. К тому же ее целостность и гармоничное развитие вовсе не предопределены объективным ходом исторического развития. Достаточно сказать, что, пережив в ХХ в. две мировые войны, а затем и холодную войну, человечество и в новом столетии пребывает в разрозненном состоянии, фактически балансируя на грани новой мировой войны и хрупкого мира.
И дело не только в том, что в разных точках планеты перманентно появляются очаги напряженности и горячие точки, в которых конфликты то затухают, то вновь накаляются, а в ряде регионов и вовсе идут локальные войны с применением фактически всех видов вооружения, с угрозами или даже рецидивами применения оружия массового поражения. По сути, такое положение дел в мировой практике, за исключением каких-то коротких периодов времени, всегда было скорее правилом, чем исключением. Но в последние годы ситуация принципиально изменилась в сторону усиления напряженности как внутри отдельных стран, так и между национальными государствами и их альянсами, поскольку в глобально взаимозависимом мире нет внешней силы, способной заставить их действовать с учетом не только своих, но и всеобщих интересов.
В итоге современную ситуацию в мире можно определить так же, как в свое время Т. Гоббс охарактеризовал общественные отношения до появления государства, а именно – состоянием «войны всех против всех». Разница лишь в том, что на доисторическом уровне, о котором говорит Гоббс, войну всех против всех вели индивиды, тогда как теперь в условиях многоаспектной глобализации и всеобщей глобальной взаимозависимости в такой войне прямо или косвенно участвуют национальные государства и другие субъекты международных отношений. И в этой непрекращающейся борьбе они используют практически весь арсенал своих возможностей: от применения «мягкой силы» и всевозможных санкций («средней силы») до ведения идеологических, информационных, торговых, холодных и «горячих» войн (то есть «жесткой силы»).
Одна из ключевых причин такого положения дел заключается в том, что национальные государства как основные субъекты международных отношений опираются на государственный суверенитет как на фундамент своей внутренней и внешней политики. Важно также подчеркнуть и то, что лидеры и политические элиты национальных государств руководствуются прежде всего интересами своих государств и своих избирателей. Интересы же всего человечества и перспективы его развития оказываются при этом на втором, а то и более отдаленном плане. Как раз об этом говорил Р. Робертсон, когда отмечал, что «политики, которые смотрят на вещи глобально, имеют мало шансов победить на выборах, поскольку они мало внимания уделяют внутренним проблемам. Это, бесспорно, одна из серьезнейших трудностей современной системы управления» [Робертсон 2009: 6].
Рассуждения Робертсона о такого рода проблемах, а также его фундаментальные исследования религии, которая в современном мире, по его мнению, становится важнейшей темой в мировой политике и международных отношениях, прежде всего – потому что она оказалась в центре отдельных наиболее опасных мировых глобальных конфликтов, послужили для креативного социолога основанием употребить еще один неологизм – глокализация. Анализируя взаимопроникновение глобального и локального, он предложил этот термин, ставший теперь весьма популярным, для объяснения процессов возрастания роли отдельных регионов в общемировых делах. И в самом деле, локальные и глобальные процессы протекают во взаимной оппозиции, но в то же время они прямо или косвенно обуславливают друг друга. Так, например, религия достаточно быстро вовлекается в разнонаправленные современные общественные процессы, будучи сама противоречивым единством локального и глобального. Подчеркивая это обстоятельство, Р. Робертсон резонно замечает, что «многие специалисты по международным отношениям всего пару лет назад спросили бы, какое отношение имеет религия к их области анализа? Теперь, в начале XXI века, очень немногие осмелились бы задать этот – можно сказать, глупый – вопрос» [Robertson 2015: 18].
Особенно ценно в теоретических работах Робертсона то, что, обсуждая, казалось бы, узкие или специальные темы, он выходит на философские обобщения и указывает, как правило, на тесную связь такой тематики с глобальными процессами и общечеловеческими интересами. При этом у него практически всегда присутствуют культурный и гуманитарный аспекты рассматриваемых вопросов. Так, например, обстоятельный анализ места и роли религии в современном мире дал ему основание сделать следующее утверждение: «Большой интерес к теме глобализации, несомненно, привлек внимание и к значению религии в мировой политике и международных событиях. Утверждая это, я особенно настаиваю на многомерности глобализации. Не осмысливая последнюю в форме неолиберализма и в то же время давая ей отчетливо экономическое толкование, я рассматриваю ее как обладающую политическим, социальным и культурным измерениями» [Ibid.: 19].
Как мы видим, Р. Робертсон значительно расширяет концепт термина «глобализация» и утверждает, что такой взгляд на данное явление лежит в основе постоянно растущего интереса к глобальной, или мировой, истории. Он также подчеркивает, что обновленное изучение мировой истории значительно отличается от того подхода, который процветал на рубеже XIX и XX вв., когда в центре внимания исследователей была Европа. «Новая глобальная история – по крайней мере, как это принято на Западе – отнюдь не так европоцентрична, – отмечает Робертсон. – На самом деле, довольно часто она анти-европоцентрична. Это означает, что во многих обществах и мировых регионах представлены и поддерживаются другие, часто конкурирующие, парадигмы и представления о глобальной истории» [Ibid.: 19]. Опираясь на идею глокализации, Робертсон объясняет причину такого положения дел тем, что отдельные общества или регионы помещаются в центр мировой истории. И понятно, говорит он, что это связано с современной всеобщей озабоченностью национальной идентичностью.
В этой связи он выделяет две основные причины, почему это происходит. С одной стороны, говорит он, «глобализация заключается в растущей связанности мира в целом, иногда выражающейся в “сжатии” всего мира, приводящего к ситуации, когда каждое общество, регион или цивилизация находится под давлением идентификации и провозглашения своей собственной идентичности. С другой стороны, глобализация также включает растущее глобальное осознание – лучше сказать, самосознание – в том смысле, что, с периодическим замедлением, мир все больше становится “единым пространством”. Эта часто игнорируемая черта глобализации усиливает проблему восприятия человечества как единого целого» [Ibid.: 19]. Такой холистический взгляд на мир и мировое сообщество Робертсон распространяет и на глобализацию, которую понимает как непрерывный и не разлагаемый на части процесс.
В этой связи он поднимает еще одну принципиальную проблему, утверждая, что невозможно эффективно проводить глобальные исследования посредством междисциплинарного взаимодействия, и достаточно резко выступает против такого подхода. При этом ученый ссылается на то, что конкретные дисциплины, даже если они объединяют свои усилия в исследовании глобальных процессов, все равно не могут иметь удовлетворительных результатов, поскольку присущая им приверженность дисциплинарности в конечном счете как бы разрывает на части то целостное явление, коим, собственно, и является глобализация. «Необходимо твердо установить, – говорит он, – что каждая дисциплина в западной науке, так же как и в системе начального и среднего образования, основывается на риторических конструкциях и научных вероятностях. Таким образом, идея о том, что дисциплины отражают естественное состояние жизни, не имеет никаких оснований» [Robertson 2015: 16]. И далее, опираясь на авторитетные источники по истории науки, он приходит к выводу, что в последние два десятилетия происходили серьезные изменения в дисциплинах, особенно в связи с темой глобализации. «Большая часть исследований по этой теме, – отмечает он, – несмотря на их огромную “модность”, к сожалению, сконцентрировались вокруг идеи междисциплинарности. Это чрезвычайно непродуктивно и скорее служит бюрократическим интересам управленцев от науки и тех, кто ищет власть в науке, а не способствует значительному интеллектуальному прогрессу. В особенности междисциплинарность скорее укрепила, а не преодолела междисциплинарные и профессиональные различия» [Ibid.: 16–17]. В конечном счете основная мысль его сводится к тому, что в идеале нужно получить «непосредственный интерес к значимой проблеме», тогда как при междисциплинарном подходе имеет место «повторение особенностей отдельных дисциплин». Поэтому, заключает Робертсон, «следует обратиться к тому, что предпочтительнее можно было назвать либо кросскультурностью, либо трансдисциплинарнарностью» [Ibid.: 17].
Итак, уже даже краткое изложение позиции Р. Робертсона в отношении особенностей глобальных исследований и содержания предложенных им понятий «глобализация» и «глокализация», ставших теперь базовыми категориями глобалистики, позволяет сделать определенные выводы. Во-первых, обсуждение предельно сложных тем, в частности адекватное понимание глобальных процессов, не может быть достаточно успешным без философского анализа и социокультурного их осмысления. Во-вторых, если до появления глобализации на мир смотрели и воспринимали его через призму отдельных его частей, то теперь пришло время научиться видеть также отдельные части глобального мира через призму его единства и целостности. Наконец, заслуживают особого внимания также место и роль Р. Робертсона в формировании глобального мировоззрения и соответствующего ему знания не только в мире в целом, но и в отдельных странах, где он читал лекции, выступал с докладами, публиковал свои работы. К России, например, это относится, вне всякого сомнения.
И дело не только в том, что в разных точках планеты перманентно появляются очаги напряженности и горячие точки, в которых конфликты то затухают, то вновь накаляются, а в ряде регионов и вовсе идут локальные войны с применением фактически всех видов вооружения, с угрозами или даже рецидивами применения оружия массового поражения. По сути, такое положение дел в мировой практике, за исключением каких-то коротких периодов времени, всегда было скорее правилом, чем исключением. Но в последние годы ситуация принципиально изменилась в сторону усиления напряженности как внутри отдельных стран, так и между национальными государствами и их альянсами, поскольку в глобально взаимозависимом мире нет внешней силы, способной заставить их действовать с учетом не только своих, но и всеобщих интересов.
В итоге современную ситуацию в мире можно определить так же, как в свое время Т. Гоббс охарактеризовал общественные отношения до появления государства, а именно – состоянием «войны всех против всех». Разница лишь в том, что на доисторическом уровне, о котором говорит Гоббс, войну всех против всех вели индивиды, тогда как теперь в условиях многоаспектной глобализации и всеобщей глобальной взаимозависимости в такой войне прямо или косвенно участвуют национальные государства и другие субъекты международных отношений. И в этой непрекращающейся борьбе они используют практически весь арсенал своих возможностей: от применения «мягкой силы» и всевозможных санкций («средней силы») до ведения идеологических, информационных, торговых, холодных и «горячих» войн (то есть «жесткой силы»).
Одна из ключевых причин такого положения дел заключается в том, что национальные государства как основные субъекты международных отношений опираются на государственный суверенитет как на фундамент своей внутренней и внешней политики. Важно также подчеркнуть и то, что лидеры и политические элиты национальных государств руководствуются прежде всего интересами своих государств и своих избирателей. Интересы же всего человечества и перспективы его развития оказываются при этом на втором, а то и более отдаленном плане. Как раз об этом говорил Р. Робертсон, когда отмечал, что «политики, которые смотрят на вещи глобально, имеют мало шансов победить на выборах, поскольку они мало внимания уделяют внутренним проблемам. Это, бесспорно, одна из серьезнейших трудностей современной системы управления» [Робертсон 2009: 6].
Рассуждения Робертсона о такого рода проблемах, а также его фундаментальные исследования религии, которая в современном мире, по его мнению, становится важнейшей темой в мировой политике и международных отношениях, прежде всего – потому что она оказалась в центре отдельных наиболее опасных мировых глобальных конфликтов, послужили для креативного социолога основанием употребить еще один неологизм – глокализация. Анализируя взаимопроникновение глобального и локального, он предложил этот термин, ставший теперь весьма популярным, для объяснения процессов возрастания роли отдельных регионов в общемировых делах. И в самом деле, локальные и глобальные процессы протекают во взаимной оппозиции, но в то же время они прямо или косвенно обуславливают друг друга. Так, например, религия достаточно быстро вовлекается в разнонаправленные современные общественные процессы, будучи сама противоречивым единством локального и глобального. Подчеркивая это обстоятельство, Р. Робертсон резонно замечает, что «многие специалисты по международным отношениям всего пару лет назад спросили бы, какое отношение имеет религия к их области анализа? Теперь, в начале XXI века, очень немногие осмелились бы задать этот – можно сказать, глупый – вопрос» [Robertson 2015: 18].
Особенно ценно в теоретических работах Робертсона то, что, обсуждая, казалось бы, узкие или специальные темы, он выходит на философские обобщения и указывает, как правило, на тесную связь такой тематики с глобальными процессами и общечеловеческими интересами. При этом у него практически всегда присутствуют культурный и гуманитарный аспекты рассматриваемых вопросов. Так, например, обстоятельный анализ места и роли религии в современном мире дал ему основание сделать следующее утверждение: «Большой интерес к теме глобализации, несомненно, привлек внимание и к значению религии в мировой политике и международных событиях. Утверждая это, я особенно настаиваю на многомерности глобализации. Не осмысливая последнюю в форме неолиберализма и в то же время давая ей отчетливо экономическое толкование, я рассматриваю ее как обладающую политическим, социальным и культурным измерениями» [Ibid.: 19].
Как мы видим, Р. Робертсон значительно расширяет концепт термина «глобализация» и утверждает, что такой взгляд на данное явление лежит в основе постоянно растущего интереса к глобальной, или мировой, истории. Он также подчеркивает, что обновленное изучение мировой истории значительно отличается от того подхода, который процветал на рубеже XIX и XX вв., когда в центре внимания исследователей была Европа. «Новая глобальная история – по крайней мере, как это принято на Западе – отнюдь не так европоцентрична, – отмечает Робертсон. – На самом деле, довольно часто она анти-европоцентрична. Это означает, что во многих обществах и мировых регионах представлены и поддерживаются другие, часто конкурирующие, парадигмы и представления о глобальной истории» [Ibid.: 19]. Опираясь на идею глокализации, Робертсон объясняет причину такого положения дел тем, что отдельные общества или регионы помещаются в центр мировой истории. И понятно, говорит он, что это связано с современной всеобщей озабоченностью национальной идентичностью.
В этой связи он выделяет две основные причины, почему это происходит. С одной стороны, говорит он, «глобализация заключается в растущей связанности мира в целом, иногда выражающейся в “сжатии” всего мира, приводящего к ситуации, когда каждое общество, регион или цивилизация находится под давлением идентификации и провозглашения своей собственной идентичности. С другой стороны, глобализация также включает растущее глобальное осознание – лучше сказать, самосознание – в том смысле, что, с периодическим замедлением, мир все больше становится “единым пространством”. Эта часто игнорируемая черта глобализации усиливает проблему восприятия человечества как единого целого» [Ibid.: 19]. Такой холистический взгляд на мир и мировое сообщество Робертсон распространяет и на глобализацию, которую понимает как непрерывный и не разлагаемый на части процесс.
В этой связи он поднимает еще одну принципиальную проблему, утверждая, что невозможно эффективно проводить глобальные исследования посредством междисциплинарного взаимодействия, и достаточно резко выступает против такого подхода. При этом ученый ссылается на то, что конкретные дисциплины, даже если они объединяют свои усилия в исследовании глобальных процессов, все равно не могут иметь удовлетворительных результатов, поскольку присущая им приверженность дисциплинарности в конечном счете как бы разрывает на части то целостное явление, коим, собственно, и является глобализация. «Необходимо твердо установить, – говорит он, – что каждая дисциплина в западной науке, так же как и в системе начального и среднего образования, основывается на риторических конструкциях и научных вероятностях. Таким образом, идея о том, что дисциплины отражают естественное состояние жизни, не имеет никаких оснований» [Robertson 2015: 16]. И далее, опираясь на авторитетные источники по истории науки, он приходит к выводу, что в последние два десятилетия происходили серьезные изменения в дисциплинах, особенно в связи с темой глобализации. «Большая часть исследований по этой теме, – отмечает он, – несмотря на их огромную “модность”, к сожалению, сконцентрировались вокруг идеи междисциплинарности. Это чрезвычайно непродуктивно и скорее служит бюрократическим интересам управленцев от науки и тех, кто ищет власть в науке, а не способствует значительному интеллектуальному прогрессу. В особенности междисциплинарность скорее укрепила, а не преодолела междисциплинарные и профессиональные различия» [Ibid.: 16–17]. В конечном счете основная мысль его сводится к тому, что в идеале нужно получить «непосредственный интерес к значимой проблеме», тогда как при междисциплинарном подходе имеет место «повторение особенностей отдельных дисциплин». Поэтому, заключает Робертсон, «следует обратиться к тому, что предпочтительнее можно было назвать либо кросскультурностью, либо трансдисциплинарнарностью» [Ibid.: 17].
Итак, уже даже краткое изложение позиции Р. Робертсона в отношении особенностей глобальных исследований и содержания предложенных им понятий «глобализация» и «глокализация», ставших теперь базовыми категориями глобалистики, позволяет сделать определенные выводы. Во-первых, обсуждение предельно сложных тем, в частности адекватное понимание глобальных процессов, не может быть достаточно успешным без философского анализа и социокультурного их осмысления. Во-вторых, если до появления глобализации на мир смотрели и воспринимали его через призму отдельных его частей, то теперь пришло время научиться видеть также отдельные части глобального мира через призму его единства и целостности. Наконец, заслуживают особого внимания также место и роль Р. Робертсона в формировании глобального мировоззрения и соответствующего ему знания не только в мире в целом, но и в отдельных странах, где он читал лекции, выступал с докладами, публиковал свои работы. К России, например, это относится, вне всякого сомнения.
Полный текст статьи доступен по ссылке: