Тем более нельзя принять популярную идею (фактически вульгаризирующую приведенное определение) о том, что будущие поколения должны иметь те же потенциальные возможности в использовании ресурсов планеты, что и поколения, ныне живущие. На самом деле «потенциальные возможности в использовании ресурсов планеты» могут быть одинаковыми для разных поколений только в случае, если невоспроизводимые ресурсы вообще не используются (и это всего лишь необходимое, но еще не достаточное условие). Каждое изъятие невоспроизводимого ресурса из природной системы необратимо уменьшает потенциальные возможности будущих поколений.
Уточнения дефиниции устойчивого развития могут быть получены, если соотнести ее с конкретной целью введения этого понятия, которая первоначально состояла в анализе возможностей предотвращения необратимых изменений окружающей среды (или биосферы в целом) вследствие нарастающих антропогенных воздействий. Тогда возникает другая проблема: можно ли определить объем допустимых воздействий на биосферу, т.е. таких, при которых она сохраняет способность к воспроизводству всех существенных свойств окружающей среды и механизмов, обеспечивающих гомеостатическое поведение ее характеристик. В отличие от соизмерения настоятельности потребностей разных поколений, эта проблема имеет не социально-экономический (и, тем более, не историософский), а естественно-научный характер. Подход к ее решению предлагается теорией биотической регуляции окружающей среды. Предел допустимых антропогенных воздействий на биосферу называется экологической (или хозяйственной, а также несущей) емкостью биосферы. В «Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию» (утверждена Указом Президента Российской Федерации № 440 01.04.1996) имеется следующее определение: «Устойчивое развитие – это стабильное социально-экономическое развитие, не разрушающее своей природной основы». Далее в «Концепции» разъясняется, что для этого необходимо не превышать хозяйственную емкость биосферы. В документе ООН «Johannesburg Summit 2002» приведено аналогичное определение. Очевидно, что при таком подходе определение устойчивого развития не только приобретает конструктивность, но и дает ключ к анализу по крайней мере одного из аспектов проблемы соизмерения настоятельности потребностей разных поколений, определяя верхние допустимые границы этих потребностей через их соотнесение внешнему параметру – экологической емкости биосферы.
Первоначально устойчивое развитие рассматривалось в контексте поиска ответа на экологический вызов, но такой ответ предполагает системное решение множества экономических, социальных, демографических, научно-технических и иных проблем современной цивилизации. Поэтому тематика исследований устойчивого развития стала быстро расширяться, а затем обобщаться, так что в нее оказались вовлеченными все направления, связанные с обеспечением устойчивости цивилизации в самом широком понимании (среди них, например, борьба с бедностью и нищетой, сокращение разрыва в уровнях экономического развития различных стран и благосостояния их населения, безопасность, в том числе от терроризма и преступности, и пр.). Цитированное определение из «Концепции» непосредственно затрагивает только экологический аспект и, несомненно, требует расширения. В большинстве источников указывается, что устойчивое развитие помимо экологического, включает экономическое и социальное направления, после чего рассматриваются те или иные частные задачи без попыток их обобщения, выработки единого методологического подхода. В значительной степени по этой причине исследования проблем устойчивого развития оставляют впечатление пестроты и бессистемности, недостаточно убедительны и вызывают критику с разных сторон. Одна из возможностей усилить строгость определения устойчивого развития состоит в распространении подхода к экологическому аспекту устойчивого развития на более широкий круг явлений, охватываемых данным понятием.
Развитие любой системы можно считать устойчивым, если оно сохраняет какой-либо ее сущностный инвариант, то есть не меняет, не подвергает угрозе ее принципиальное свойство, отношение, ограничение, подсистему, элемент, то, что имманентно главному, критическому аспекту существования системы. Такая трактовка соответствует кибернетическому пониманию устойчивости и ее математическим формализациям. В достаточно общем случае (во всяком случае, для всех материальных систем, содержащих живые элементы) можно принять, что этот аспект – выживание системы.
При таком подходе для цивилизации в целом устойчивость – почти синоним выживания, во всяком случае, одно без другого невозможно. Но любая попытка спуститься на один или несколько структурных уровней и соответственно редуцировать эти понятия наталкивается на сложнейшие методологические проблемы. В частности, появляются не только «внутренние» собственные критерии, но и «внешние» – с позиций надсистемы. Априори эти критерии редко бывают согласованными, рассчитывать на стихию, на нечто подобное «невидимой руке» (по А. Смиту) не приходится – уже ясно, что структуры, создаваемые человеком, при стихийном развитии уничтожат среду его обитания, если цивилизация не погибнет раньше под действием деструктивных социальных сил. Глобальная неустойчивость цивилизации обусловлена действиями ее подсистем и элементов, не принимающих во внимание проблем устойчивости (выживания) целого. Проблема в том, чтобы согласовать внешние и внутренние критерии, следуя принципам гуманизма, уважая права людей и народов.
В определении из «Концепции» в качестве подобного инварианта взята экологическая емкость биосферы, которая выступает как ограничение, предел, за который не должно выходить развитие цивилизации. Оценки экологической емкости биосферы известны. Вероятно, они нуждаются в уточнении, но это количественная сторона дела. Качественно существование предела допустимого воздействия человека на биосферу сомнений не вызывает. Гораздо менее ясной представляется ситуация с другими направлениями анализа устойчивого развития, что обусловлено тем, что собственно экологическая проблематика в значительной степени входит в сферу естествознания, которое, несомненно, накопило гораздо больше достоверной и систематизированной научной информации о природе, нежели общественные науки – о человеческой цивилизации.
Может быть, самое радикальное отличие человеческого от дочеловеческого – в механизмах обеспечения устойчивости. С функциональной точки зрения, основа стабилизационного механизма в биоте – генетическая память. В человеческом обществе как надбиологической структуре она дополнена внегенетической памятью – культурой. Однако при этом человек остается существом биологическим, его организм оптимально приспособлен именно к тем условиям, при которых произошел вид Homo sapiens. Антропогенные изменения окружающей среды привели к таким сдвигам в ней, что она уже сейчас оказалась явно не соответствующей биологическим константам человека. Если же принять во внимание, что человек живет не в природной (пусть даже сильно деформированной), а искусственной среде, то отличие реальности от нормы окажется огромным, катастрофическим. На человека (как индивида) непосредственно действует огромное количество антропогенных факторов, определяемых техногенной сферой и социально-экономическими условиями (от насыщенных «химией» продуктов питания и предметов домашнего обихода до индустрии развлечений). Существующие тенденции развития и в этом аспекте следует оценить как негативные, подрывающие устойчивость цивилизации. К такому выводу приводит статистика генетических отклонений, суицида, психических заболеваний, наркомании, всевозможных перверсий и пр., фактически разрушающих механизм нормального воспроизводства человеческой популяции. Устойчивости развития человечества угрожает не только разрушение биосферы, вне которой оно существовать не может, но и ослабление его собственного популяционного здоровья.
Инварианты социально-экономической системы, которые должны быть сохранены при всех ее обозримых для человека изменениях, мало изучены. Иногда они отождествляются с такими ее свойствами, которые достаточно длительное время остаются неизменными (нередко вопреки желанию или даже необходимости их изменить). Фактически при этом устойчивость неправомерно сводится к инерционности. Пока система не столкнулась с внешними или внутренними ограничениями либо взрывающими ее силами (пусть даже порожденными ею самой), инерционность является стабилизирующим, охранительным фактором. Но как только начинает ощущаться воздействие ограничений, она становится губительной, не только не стабилизирует, но раскачивает систему. Инерция особенно сильна тем, что создает такие условия, при которых в краткосрочном аспекте выгодно только то, что ей соответствует, а несоответствующее требует значительных первоначальных усилий, прежде чем само станет компонентом новой инерции в изменившейся системе и начнет работать как средообразующий фактор. В экономике это явление хорошо известно как начальный инвестиционный барьер, который приходится преодолевать каждой принципиально новой технологии.
В исследованиях биоты внимание обычно фиксируется на механизмах и свойствах, обеспечивающих устойчивость, способствующих ее сохранению. К ним относятся компенсационные механизмы с отрицательной обратной связью (например, повышение концентрации углекислого газа в атмосфере активизирует процессы его поглощения экосистемами, что приводит к снижению концентрации), конкуренция между сообществами организмов, в которой выигрывают только те, кто эффективнее способствует регуляции окружающей среды, и т.п. Применительно к человеческому обществу, скорее, наоборот: гораздо чаще говорят о порождаемых самим человеком факторах и механизмах неустойчивости. Когда в природной иерархии выделяют структурные единицы (экосистемы, виды, подвиды, сообщества организмов, организмы), одновременно получают контуры некоторых стабилизационных механизмов (если не принципы их работы, то хотя бы физические границы). Однако ни одна часть цивилизации не может рассматриваться как только стабилизирующий фактор. Даже если какая-либо страна или группа стран осуществляет те или иные функции, направленные на обеспечение устойчивости развития человеческого общества в целом, они всегда, во-первых, исходят из своих «внутренних» критериев, преследуя собственные интересы, далеко не всегда совпадающие с общецивилизационными, во-вторых, их стабилизационные усилия сосуществуют с такими факторами, которые однозначно можно квалифицировать как дестабилизирующие. В частности, конкурентные отношения цивилизационных подсистем оказываются едва ли не главным – по ряду аспектов – источником неустойчивости современной цивилизации.
В человеческом обществе не происходит почти ничего, в чем не было бы видно каких-либо стабилизирующих и одновременно дестабилизирующих моментов. Это относится не только к взаимоотношениям структурных единиц, но и к действию функциональных механизмов. За свою историю человечество нашло множество механизмов прямой и косвенной стабилизации социальной жизни – от различных запретов (начиная с инцеста), способов организации совместного труда (начиная с охоты и рыбной ловли), ритуалов религиозного характера (начиная с заклинания дождя), через осознание религиозных, морально-этических, правовых и иных проблем с созданием «обслуживающих» их институтов до современных систем юстиции, образования, здравоохранения, конфессиональных структур и т.д. Однако каждый из этих механизмов и каждая из этих структур при определенных обстоятельствах и сочетаниях может стать дестабилизирующим фактором.
Таким образом, выделяются три аспекта, в которых необходимо обеспечить устойчивость развития цивилизации: во-первых, охрана окружающей среды (гарантированное непревышение антропогенными воздействиями экологической емкости биосферы), во-вторых, охрана популяционного здоровья человека для предотвращения его биологического вырождения, в-третьих, формирование, сохранение и поддержание механизмов (социальных, экономических, политических и пр.), которые обеспечили бы решение задач первых двух аспектов и подавляли социоразрушающие структуры и механизмы, возникающие в цивилизации (видимо, это – ее имманентное свойство). Первый аспект – экологический, второй – социо-медицинский, третий – социо-гуманитарный – объединяет все остальные факторы и проблемы устойчивого развития, очень тесно переплетенные.
Механизмы, которые обеспечили бы устойчивость развития цивилизации во всех трех аспектах, вряд ли можно изобрести, так что не стоит обольщаться соблазнами технологического оптимизма, сциентистскими надеждами и рекламой социального конструирования и политических технологий. Пожалуй, большинство нужных механизмов уже существует в человеческой практике, надо их увидеть, изучить их действие, не мешать, а наоборот, способствовать их развитию и распространению. Надо поддерживать их позитивную работу, препятствуя проявлению негативных свойств. Вместе с тем необходимо подавлять развитие и распространение механизмов дестабилизации.
Хотя обеспечение устойчивости развития разделяется на три аспекта, не следует думать, что каждый из них требует своих, особых механизмов. Наоборот, самая важная роль наверняка будет принадлежать механизмам, «обслуживающим» сразу три аспекта. Естественно, все такие механизмы лежат в сферах культуры, морали и соответственно воспитания и образования. Именно здесь необходим «искусственный отбор» но его нельзя доверять рынку, в этих сферах склонному вовсе не к возвышению человека, а к эксплуатации его животных инстинктов без какого бы то ни было интереса к долгосрочным последствиям. Чтобы отбор был эффективным, необходимо богатство возможностей, для этой задачи оно дается только культурным, этническим, конфессиональным разнообразием, но при условии тесных постоянных взаимообогащающих контактов (диалога культур и конфессий) и недогматического отношения к «своему», если оно не лучшим образом соответствует необходимому «общему». Не вызывает сомнений, что в данном аспекте весьма важен принцип ненасилия. Он исторически доказал свою действенность, но тем более необходимы специальные исследования, которые позволили бы выявить различия тех условий и задач, когда он был успешно применен, и современных, чтобы понять его возможности и способы использования в нынешней ситуации.
Нередки утверждения, что концепции устойчивого развития, гармонизации отношений человека с природой – не более чем новый вариант теорий достижения «всеобщего счастья», неизменно обнаруживавших на практике полную несостоятельность. В подобных оценках игнорируются принципиальные моменты. Во-первых, никому еще не удавалось определить, что такое «всеобщее счастье», и, как представляется, этого в принципе нельзя сделать. Неубедительны и попытки определить, что такое справедливость (которую нередко декларируют вместо «всеобщего счастья» или вместе с ним), если не выводить ее из высших ценностей (например, выживания человечества: справедливо то, что ему способствует). Во-вторых, достижение «всеобщего счастья» – это оптимизация, работа на максимизацию значений каких-либо показателей, индикаторов, критериев, пусть не заданных строго количественно и даже не всегда называемых, но всегда подразумеваемых. Между тем оптимизация: 1) избыточна и не необходима; 2) в долгосрочном плане всегда сужает возможности развития, отсекая все, что не представляется «оптимальным», до отчетливо видимого горизонта (а он всегда не слишком далек); 3) из-за чрезмерной специализации ослабляет устойчивость системы даже в самом обычном понимании, то есть по отношению к внешним воздействиям, и т.п. Оптимальное, с одной стороны, и устойчивое, особенно с оттенком долговременного, самоподдерживающееся (или непрерывно поддерживаемое), адаптивное, развивающееся – с другой, как правило, несовместимы, противоречивы (если, конечно, не объявлять целью оптимизации устойчивость, но такая подстановка методологически ничего не дает).
Задача обеспечения устойчивости развития вовсе не направлена на оптимизацию каких-либо априорных показателей. Это задача выживания, соблюдения ограничений, вытекающих из законов природы (в экологическом и социо-медицинском аспектах) и общества (в социо-гуманитарном аспекте); конечно, в последнем случае имеются в виду не юридические законы, устанавливаемые людьми, а те же естественные законы, только относящиеся к социуму и разным уровням его организации. Имеющаяся научная информация об этих законах и вытекающих из них ограничениях совершенно недостаточна. Тем более, совсем мало известно о количественных оценках тех пределов, заходить за которые для цивилизации – смертельно, хотя нет сомнений в их существовании, и приближение к ним с каждым днем ощущается все сильнее. Единственно правильный принцип принятия решений в подобной ситуации – презумпция опасности.
Проведенный анализ дает основание для следующего определения: устойчивое развитие – такое общественное развитие, при котором не разрушается его природная основа, создаваемые условия жизни не влекут деградации человека и социально-деструктивные процессы не развиваются до масштабов, угрожающих безопасности общества.
Во-первых, это определение распространяется на все сферы общественной жизни, никаких ограничений в этом отношении в нем нет. Во-вторых, оно охватывает все области последствий, о которых мы сегодня знаем и в которых могут формироваться угрозы существованию цивилизации. В-третьих, негативный характер конструкции определения («не разрушается», «не влекут», «не развиваются») вынужден, а потому вряд ли является недостатком: он отражает направленность идеи устойчивого развития на обеспечение выживания человечества, то есть на предупреждение опасностей этому выживанию, на их сдерживание в необходимых пределах. После известного доклада Римскому клубу идея пределов роста стала неотъемлемой частью современной научной парадигмы; однако при всей ее плодотворности она недостаточна для характеристики необходимости перехода к устойчивому развитию, более адекватной в этом контексте представляется идея допустимых пределов разрушения (биосферы, популяционного здоровья, социальных стабилизаторов), что и отражено в приведенном определении.
Меры, необходимые для перехода к устойчивому развитию, остаются во многом неясными. Выделяются четыре направления: сохранение естественных экосистем, стабилизация численности населения мира, экологизация производства, рационализация потребления. В соответствии с решениями Конференции ООН по окружающей среде и развитию во многих странах мира разработаны концепции и стратегии перехода к устойчивому развитию. В большинстве случаев они не отвечают поставленной задаче и описывают возможные продолжения инерционного развития в развитых странах либо такие варианты модернизации народного хозяйства в развивающихся государствах, которые явно не удовлетворяют требованиям перехода к устойчивому развитию. Всемирный саммит по устойчивому развитию (Йоханнесбург, 2002) не внес значительного вклада в развитие этих идей и в поиск путей их практической реализации. В существующей структуре принятия глобальных решений, требующей консенсуса в системе ООН, серьезные меры и обязательствам остаются недостижимыми, поскольку для всех государств мира глобальные общечеловеческие цели отступают на второй план перед узко понимаемыми и относительно краткосрочными национальными интересами. Изменение такой ситуации возможно только после существенных сдвигов в общественном восприятии проблематики устойчивого развития, а для таких сдвигов, по-видимому, необходимо дальнейшее усиление угроз дестабилизации и еще более яркие их проявления, чем известные сегодня. Ожидание подобных событий – не лучшая стратегия, поскольку откладывание необходимых мер неизбежно повышает затраты на их реализацию и увеличивает опасность необратимого опоздания.
Переход к устойчивому развитию возможен только на основе радикального изменения господствующих разновидностей системы ценностей, сдвигов в мировосприятии, в стереотипах поведения, в жизненных установках людей, при качественном повышении уровня координации действий различных стран, социальных групп, экономических субъектов, при расширении диалога и сохранении разнообразия культур, конфессий и социальных укладов, которое является необходимым условием социального развития. В таком понимании устойчивое развитие достаточно близко ноосферным идеям В.И. Вернадского в их последнем варианте, когда ноосфера мыслилась не столько новым состоянием биосферы, сколько качественно новой фазой развития общественного сознания, когда управление человеческим обществом будет осуществлять «научная мысль как планетное явление», когда разумность человека, являющаяся его имманентным свойством на индивидуальном и отчасти на коллективном уровнях, станет присущей и общецивилизационному уровню.
Концепция устойчивого развития вызывает критику части антиглобалистов, ряда общественных организаций, политических деятелей и ученых в силу различных причин, которые перечисляются ниже вместе с аргументами против критики. Во-первых, указывается недостаточная проработка многих вопросов устойчивого развития и перехода к нему, и справедливость этого утверждения не вызывает сомнений, но при этом нет никаких других концепций выживания человечества, которые имели бы более прочное методологическое основание. Во-вторых, утверждается, что подход недостаточно конструктивен, отсутствуют убедительные конкретные программы перехода к устойчивому развитию; но наивно ожидать быстрого появления конкретных программ и т.п., когда остаются нерешенными многие методологические вопросы. В-третьих, после «вброса» идеи в общественное сознание прошло более полутора десятков лет, но ни в одном из аспектов устойчивого развития не отмечается никакого значимого прогресса; однако очевидно, что дело не в самой идее, а в неготовности человечества к реализации вытекающих из нее мер. В-четвертых, концепция устойчивого развития критикуется (с крайне левых позиций) за то, что она якобы полностью соответствует традиции капиталистического (или неокапиталистического) общества, в то время как требуется радикальный переход к принципиально новому общественному устройству; однако концепция устойчивого развития ставит задачи, в значительной степени не зависящие от конкретного общественного устройства, актуальные для всех его вариантов, существующих в настоящее время и предлагаемых любыми проектами социальных реорганизаций; кроме того, основанием для заявлений о «соответствии» устойчивого развития капиталистической традиции является анализ не столько самой идеи устойчивого развития, сколько ее искажений в официальных международных и национальных документах, органами СМИ и пр. В-пятых, утверждается, что концепция устойчивого развития выстроена под потребности транснациональных корпораций и крупного бизнеса, «золотого миллиарда» и пр. для того, чтобы выгодные им меры навязать мировому сообществу, в то время как реализация этих мер приведет к результатам, противоположным тем, которые декларируются (в частности, усилению дифференциации стран по уровню благосостояния и т.п.); очевидно, что для всех известных экономических сил характерно стремление использовать любые меры, ситуации, события, процессы в своих интересах, однако именно транснациональные корпорации, крупный бизнес и «золотой миллиард» в целом научились делать это лучше других, так что не исключено, что они смогут использовать для собственных целей и грезящуюся крайне левым «новую мировую антиглобалистскую революцию». Проблема в том и состоит, чтобы обеспечить приоритет цели выживания человечества перед любыми другими целями у каждого участника мирового исторического процесса.
Лит.: Наше общее будущее. Доклад международной комиссии по окружающей среде и развитию. М., 1989; Розенберг Г.С. и др. Устойчивое развитие: мифы и реальность. Тольятти, 1998; Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000; Vitousek P.M. Beyond global warming: ecology and global change // Ecology. 1994. 75. № 7; Meadows D.H., Meadows D.L. et al. The Limiting to Growth. N.Y., Potomac, 1974; Caring for the Earth. A Strategy for Sustainable Living. Gland, 1991; From Environmental Protection to Sustainable Development. Stockholm, Gotab, 1997.