Что такое экспериментальная философия, любовь и свобода? Какие сегодня существуют мегатренды политического развития России? В чем смысл жизни?
Эти и другие не менее актуальные вопросы бытия поднимались в интервью «Академии» с доктором политических наук, одним из основателей ростовской научной школы политической элитологии, ведущим научным сотрудником Института междисциплинарных исследований глобальных процессов и стратегического управления Ростовского государственного экономического университета (РИНХ), почетным работником высшего профессионального образования РФ А.М. Старостиным, недавно отметившим свое 75-летие.
- Александр Михайлович, вы завершили работу над книгой с интригующим названием. APOSTERIORI - знание, полученное из опыта в противовес APRIORI (истинам разума). В чем суть вашего послания «городу и миру»?
- Отчасти это продолжение моего труда «Исследовательской философии». Там фигурируют в качестве важных компонентов «философский опыт», «философские инновации». Решил развить эти проблемы, обращаясь к теме философской мудрости. Первый раздел новой книги так и называется: «Philosophia aposteriori». Это – отсылка, прежде всего, к философскому формату мудрости, которую так любят и культивируют философы. Но что такое – мудрость? И вот, отталкиваясь от постановки М. Вебера, касающейся политики и науки, я пошел по примерно такому же пути: «Философия как призвание и профессия». Какие способности, задатки характерны для мудрости вообще и философской мудрости, в частности? Как их можно репрезентировать, как развить? На эти вопросы и отвечает первый раздел книги. Здесь же присутствует материал, наработанный в моих вышедших ранее трудах о философской инноватике, об исследовательской философии. О названии. Что у нас складывается в итоге на основе жизненного и исследовательского опыта, или APOSTERIORI? Правильно – мудрость, системная, целостная репрезентация мира и человеческой деятельности. Другие разделы монографии раскрывают новые сюжеты, проанализированные с помощью инструментария исследовательской философии. Это современная глобалистика, цивилизационная политология, социально-политические экстремумы...
- Вы говорите о философии как призвании. Когда Льву Толстому исполнилось 15 лет, он записал в дневнике: пора привыкать к мысли, что я умнее всех. У вас тоже было такое ощущение в юности?
- В 15 лет у меня появился первый повод так подумать. Стал победителем республиканской математической олимпиады, успешно сдал вступительные экзамены в математическую школу при МГУ и был в нее принят. Затем началось обучение, и это ощущение быстро прошло, поскольку исчез повод так думать в среде, где все такие. Потом оно неоднократно появлялось вновь по жизни. Но каждый раз мне с большими трудами приходилось удерживать позиции, либо вновь их завоевывать. Время от времени менялось и амплуа моих творческих занятий (литература, математика, философия, политология, управление), что побуждало делать новые усилия.
- Вы много лет затратили на создание новой системы философии – прикладной, исследовательской. К какому основному выводу вы пришли? Нашли «философский камень»?
- Да, нашел! Но это оказался не «камень», не некоторый концентрат-катализатор, а, как говорил К. Маркс, «система производственных отношений», или, если использовать образы другого выдающегося человека, психолога Эрика Берна – «игры, в которые играют люди». Можно этот ассоциативно-афористичный ряд продолжать. Короче говоря, понимание того, что философия – не столько некий предмет, система знаний, а инвариантное отношение – «любовь к мудрости». Что эта любовь деятельна и должна быть взаимной, иначе она не состоится, – это понимание и было мною развернуто в некую систему, включающую и «философский опыт», и «философскую проблематизацию», и «философское моделирование», «и философские инновации». Я шел параллельными путями: и осваивал утвердившиеся философские системы, и создавал некие прикладные философские прецеденты («философия космизма», «философия образования», «философия политики», «философия управления», «философия науки»), что в итоге вывело лет 15 тому назад к необходимости обобщить сделанное и изложенное в 400 работах и проектах. Так и оказалось, что это не «камень», не некий аккумулят, свод знаний, а отношение, подход, «игра» со своими правилами и приемами творческой жизни типа «системы К.С. Станиславского».
- Если обратить внимание на цикл ваших работ по исследовательской философии, то формирует ли он в итоге новую систему философии или новый образ ее?
- Отчасти. Но не в смысле авторской системы, типа философии Канта, Гегеля, Поппера или некой значимо-особенной философской школы, направления. Моя исходная позиция: поиск оснований философского мышления и философской деятельности – репрезентация метафилософского подхода. Исходя из него, как дающего представление о неких социокультурных и антропологических первоосновах философствования, которые самовоспроизводятся в человеческой деятельности, и в итоге формируется некий, скорее всего, конвергентный образ философии. Иначе говоря, «философия апостериори» – инструментальная репрезентация философствования. Развертывание этого философскоинструментального арсенала позволяет сформировать понимание существа философской деятельности и определенного исследовательско-философского цикла. В истории философии нового и новейшего времени любая развитая философская система была ориентирована, с одной стороны, на истину как измеритель (меру) знания (мировоззренческого или специального), с другой – на метод как измеритель (меру) релевантности применяемых для движения к истине когнитивных средств. И, в-третьих, в последнее время (постнеклассика) все определеннее говорят о философско-прикладной, смысло-мотивирующей роли философии. Последний аспект менее всего осмыслен и разработан. В основном на этом и сосредоточен мой поиск.
- Одна из важнейших философских и духовных проблем – вопрос о смысле жизни. Как бы вы на него ответили? Помогает ли в поиске ответа на него вера?
- Можно думать, что на каждом уровне жизнедеятельности заложены свои смыслы – прежде всего культурные коды и ценности человеческого бытия, замкнутые в итоге на интересы и устремления к их реализации или самореализации. Большая часть смысложизненного контекста задана нам изначально в неких надличных и субличных программах и кодах, которые мы лишь со временем расшифровываем. А что-то создаем и сами по жизни. Мне это видится как некая система балансов в основных азимутах жизненных устремлений человека. Чаще всего он так и не успевает выстроить свою сбалансированную жизненную программу. Вера, прежде всего религиозная, с моей точки зрения, помогает создавать ощущение такой сбалансированности и поддерживать жизненный путь и поиск. Дополняет ее – вера в себя, в свое предназначение. Если говорить о себе, то именно вера в себя помогает мне более всего по жизни.
Эти и другие не менее актуальные вопросы бытия поднимались в интервью «Академии» с доктором политических наук, одним из основателей ростовской научной школы политической элитологии, ведущим научным сотрудником Института междисциплинарных исследований глобальных процессов и стратегического управления Ростовского государственного экономического университета (РИНХ), почетным работником высшего профессионального образования РФ А.М. Старостиным, недавно отметившим свое 75-летие.
- Александр Михайлович, вы завершили работу над книгой с интригующим названием. APOSTERIORI - знание, полученное из опыта в противовес APRIORI (истинам разума). В чем суть вашего послания «городу и миру»?
- Отчасти это продолжение моего труда «Исследовательской философии». Там фигурируют в качестве важных компонентов «философский опыт», «философские инновации». Решил развить эти проблемы, обращаясь к теме философской мудрости. Первый раздел новой книги так и называется: «Philosophia aposteriori». Это – отсылка, прежде всего, к философскому формату мудрости, которую так любят и культивируют философы. Но что такое – мудрость? И вот, отталкиваясь от постановки М. Вебера, касающейся политики и науки, я пошел по примерно такому же пути: «Философия как призвание и профессия». Какие способности, задатки характерны для мудрости вообще и философской мудрости, в частности? Как их можно репрезентировать, как развить? На эти вопросы и отвечает первый раздел книги. Здесь же присутствует материал, наработанный в моих вышедших ранее трудах о философской инноватике, об исследовательской философии. О названии. Что у нас складывается в итоге на основе жизненного и исследовательского опыта, или APOSTERIORI? Правильно – мудрость, системная, целостная репрезентация мира и человеческой деятельности. Другие разделы монографии раскрывают новые сюжеты, проанализированные с помощью инструментария исследовательской философии. Это современная глобалистика, цивилизационная политология, социально-политические экстремумы...
- Вы говорите о философии как призвании. Когда Льву Толстому исполнилось 15 лет, он записал в дневнике: пора привыкать к мысли, что я умнее всех. У вас тоже было такое ощущение в юности?
- В 15 лет у меня появился первый повод так подумать. Стал победителем республиканской математической олимпиады, успешно сдал вступительные экзамены в математическую школу при МГУ и был в нее принят. Затем началось обучение, и это ощущение быстро прошло, поскольку исчез повод так думать в среде, где все такие. Потом оно неоднократно появлялось вновь по жизни. Но каждый раз мне с большими трудами приходилось удерживать позиции, либо вновь их завоевывать. Время от времени менялось и амплуа моих творческих занятий (литература, математика, философия, политология, управление), что побуждало делать новые усилия.
- Вы много лет затратили на создание новой системы философии – прикладной, исследовательской. К какому основному выводу вы пришли? Нашли «философский камень»?
- Да, нашел! Но это оказался не «камень», не некоторый концентрат-катализатор, а, как говорил К. Маркс, «система производственных отношений», или, если использовать образы другого выдающегося человека, психолога Эрика Берна – «игры, в которые играют люди». Можно этот ассоциативно-афористичный ряд продолжать. Короче говоря, понимание того, что философия – не столько некий предмет, система знаний, а инвариантное отношение – «любовь к мудрости». Что эта любовь деятельна и должна быть взаимной, иначе она не состоится, – это понимание и было мною развернуто в некую систему, включающую и «философский опыт», и «философскую проблематизацию», и «философское моделирование», «и философские инновации». Я шел параллельными путями: и осваивал утвердившиеся философские системы, и создавал некие прикладные философские прецеденты («философия космизма», «философия образования», «философия политики», «философия управления», «философия науки»), что в итоге вывело лет 15 тому назад к необходимости обобщить сделанное и изложенное в 400 работах и проектах. Так и оказалось, что это не «камень», не некий аккумулят, свод знаний, а отношение, подход, «игра» со своими правилами и приемами творческой жизни типа «системы К.С. Станиславского».
- Если обратить внимание на цикл ваших работ по исследовательской философии, то формирует ли он в итоге новую систему философии или новый образ ее?
- Отчасти. Но не в смысле авторской системы, типа философии Канта, Гегеля, Поппера или некой значимо-особенной философской школы, направления. Моя исходная позиция: поиск оснований философского мышления и философской деятельности – репрезентация метафилософского подхода. Исходя из него, как дающего представление о неких социокультурных и антропологических первоосновах философствования, которые самовоспроизводятся в человеческой деятельности, и в итоге формируется некий, скорее всего, конвергентный образ философии. Иначе говоря, «философия апостериори» – инструментальная репрезентация философствования. Развертывание этого философскоинструментального арсенала позволяет сформировать понимание существа философской деятельности и определенного исследовательско-философского цикла. В истории философии нового и новейшего времени любая развитая философская система была ориентирована, с одной стороны, на истину как измеритель (меру) знания (мировоззренческого или специального), с другой – на метод как измеритель (меру) релевантности применяемых для движения к истине когнитивных средств. И, в-третьих, в последнее время (постнеклассика) все определеннее говорят о философско-прикладной, смысло-мотивирующей роли философии. Последний аспект менее всего осмыслен и разработан. В основном на этом и сосредоточен мой поиск.
- Одна из важнейших философских и духовных проблем – вопрос о смысле жизни. Как бы вы на него ответили? Помогает ли в поиске ответа на него вера?
- Можно думать, что на каждом уровне жизнедеятельности заложены свои смыслы – прежде всего культурные коды и ценности человеческого бытия, замкнутые в итоге на интересы и устремления к их реализации или самореализации. Большая часть смысложизненного контекста задана нам изначально в неких надличных и субличных программах и кодах, которые мы лишь со временем расшифровываем. А что-то создаем и сами по жизни. Мне это видится как некая система балансов в основных азимутах жизненных устремлений человека. Чаще всего он так и не успевает выстроить свою сбалансированную жизненную программу. Вера, прежде всего религиозная, с моей точки зрения, помогает создавать ощущение такой сбалансированности и поддерживать жизненный путь и поиск. Дополняет ее – вера в себя, в свое предназначение. Если говорить о себе, то именно вера в себя помогает мне более всего по жизни.